Michal Szypki/EFE
У людей, бегущих от преследований у себя на родине, остается все меньше возможностей получить международную защиту на территории ЕС. Движущей силой этого процесса стала растущая популярность антииммиграционной риторики, в которой миграция рассматривается, с одной стороны, как угроза идентичности европейских государств, а с другой, — как угроза их безопасности из-за предполагаемой связи с терроризмом. Это, наряду с прочими факторами, негативно сказывается на чеченцах. Несмотря на по-прежнему катастрофическое положение с правами человека в Чечне, европейские страны регулярно возвращают чеченцев, в том числе тех, кому не удалось получить убежище, в Российскую Федерацию, где многим из них всерьез грозят пытки, тюрьма и насильственные исчезновения.
Чеченская Республика в составе России пережила два кровопролитные внутренние войны, после чего с 2009 года в ней установился режим правления Рамзана Кадырова. Наместник Кремля, Кадыров поддерживает видимость мира в Чечне ценой непрекращающихся, повсеместных нарушений прав человека. Несмотря на окончание военных операций, для растущего числа людей Чечня — отнюдь не безопасное место для жизни. Политические диссиденты, правозащитники и независимые журналисты, а также женщины (особенно пережившие домашнее насилие) и представители сексуальных меньшинств особенно беззащитны перед произволом силовых структур. Режиму требуется постоянно создавать внутренних врагов, и на людей часто возлагается коллективная ответственность за реальное или предполагаемое сопротивление режиму Кадырова и участие в экстремистских группировках. Кроме того, Грозный оказывает все большее давление на чеченцев, которые постоянно проживают за пределами республики. В частности, в Европе и прочих странах был совершен ряд политических убийств чеченцев, последнее из которых произошло в августе 2019 года в Берлине.
Между тем европейские государства резко ужесточили и условия приема беженцев, и политику возвращения. В силу географических причин большинство чеченцев прибывает в Европу через восточную границу ЕС между Беларусью и Польшей, откуда многие из них затем перебираются дальше на запад. Польша же, некогда очень гостеприимная для тысяч чеченцев, сопротивлявшихся российской агрессии, теперь закрыла двери перед чеченскими просителями убежища. Проблемы для них начинаются уже на пограничном переходе «Брест — Тересполь», который мог бы стать спасительным выходом, а вместо этого примерно с середины 2016 года польские пограничники здесь выдворяют с польской территории тех, кто пытается обратиться за убежищем. За редчайшими исключениями они не дают мигрантам возможности ходатайствовать о предоставлении убежища и в ускоренном порядке возвращают их в Беларусь, где чеченцы не могут рассчитывать на защиту, поскольку эта страна — ближайший союзник России. Тех, кому все же удается обратиться за защитой и въехать на территорию ЕС, ждут длительные административные процедуры, у них мало возможностей интегрироваться, а если их ходатайство будет отклонено, их могут депортировать обратно в Россию, несмотря на регулярные предупреждения правозащитных организаций, что там для них небезопасно.
Несмотря на окончание военных операций, для растущего числа людей Чечня — отнюдь не безопасное место для жизни.
Эксперты, опрошенные при подготовке опубликованного в 2019 году доклада «Республика страха», утверждают, что по возвращении риски варьируются в зависимости от индивидуальной ситуации человека, но при этом для некоторых групп вероятность столкнуться с репрессиями особенно велика. Так, помимо правозащитников и критиков Кадырова, власти республики преследуют лиц, подозреваемых в терроризме (это как боевики, возвращающиеся из Сирии, так и бывшие участники антироссийского сопротивления 1990-х и 2000-х годов), а также их родственников. Многих сажают на основании сфальсифицированных доказательств их причастности к терроризму и экстремизму, поскольку российские правоохранительные органы, которым нужно демонстрировать свою результативность, привычно фабрикуют уголовные дела. Кроме того, возвращенные люди могут подвергнуться пыткам в силовых структурах или стать жертвой внесудебной расправы. При этом важно, что большинство возвращаемых лиц передают напрямую чеченским должностным лицам, и на практике у них нет никакой возможности уехать в другой регион России.
A train station at the Polish-Belarusian border where Chechens depart for Poland
За последние годы несколько депортированных в РФ чеченцев исчезали или подвергались большой опасности. Например, в 2018 году из Польши депортировали Азамата Байдуева. Получив в 2008 году убежище в Польше, Байдуев затем жил в Бельгии, пока власти Бельгии не арестовали его по подозрению в террористической деятельности. Без предъявления каких-либо обвинений его выдворили в Польшу. Решение польских властей о депортации его в Россию основывалось на засекреченных материалах, с которыми не дали ознакомиться ни самому Байдуеву, ни его адвокату. Поэтому у него не было возможности оспорить обвинения. По возвращении в Чечню его схватили вооруженные люди, и он исчез. Потом он, по сообщениям, дал признательные показания (предположительно, под давлением), что позволило властям Чечни возбудить против него уголовное дело.
За последние годы несколько депортированных в РФ чеченцев исчезали или подвергались большой опасности.
Есть и другие случаи необъяснимых исчезновений чеченцев, депортированных из стран ЕС. Так, Заурбека Жамалдаева[h1] последний раз видели в июле 2015 года в Москве, после того как его депортировали из Польши в Россию. Шоипа Тутаева, депортированного в Россию из Болгарии в 2016 году, пытали и заставили публично извиниться перед Кадыровым, правление которого он критиковал, находясь за границей. Известно как минимум о двух случаях, когда людей, депортированных в 2011 году в РФ из Норвегии, которая отказала им в предоставлении международной защиты, пытали и, скорее всего, убили после их возвращения. В одном из этих случаев два года спустя, в 2013 году, Умар Белимханов умер в Чечне в автомобильной аварии, и обстоятельства его гибели были названы «подозрительными». И в том же году тело Апти Нажуева было обнаружено в реке на территории Чечни: вскрытие показало, что причиной его смерти стали пытки.
Боязнь терроризма стала испытанием для прав человека. Действительно, есть достоверная информация, что до нескольких тысяч чеченцев, а также представителей других народов присоединились к так называемому Исламскому государству, и нельзя исключать, что кто-то из них может быть причастен к террористической деятельности в Европе. Тем не менее даже тогда, когда человек представляет собой угрозу безопасности, нормы в области прав человека, в том числе Конвенция ООН против пыток и Европейская конвенция по правам человека, запрещают его депортацию в страну, где ему грозят пытки или смерть. Другая проблема состоит в том, что авторитарные режимы, подобные российскому, злонамеренно используют международные правоохранительные системы, включая Интерпол, чтобы преследовать своих политических оппонентов. Поэтому не всегда можно слепо доверять информации Интерпола о разыскиваемых иностранных гражданах, что они определенно представляют собой угрозу национальной безопасности. Когда дело касается граждан авторитарных государств, особенно известных своим злоупотреблением международными механизмами, решение о депортации или экстрадиции должно приниматься на основе тщательного судебного рассмотрения и разведданных, собранных собственными спецслужбами европейских стран. В противном случае европейские государства могут оказаться в положении, когда они де-факто санкционируют нарушения, совершаемые чеченскими и федеральными властями в России в отношении российских граждан.
Ситуация с чеченцами служит примером того, как усиление мер безопасности в миграционной политике (особенно в политике возвращения на родину) создает угрозу грубейшего нарушения основополагающих прав мигрантов. Хотя общественная безопасность представляет собой важнейший национальный интерес, европейские страны также обязаны соблюдать нормы международного права, предусматривающие абсолютный, не допускающий отступлений запрет на пытки, а также принцип невысылки тех, кому угрожают пытки. Поэтому решения в наиболее сложных делах, связанных с подозрениями в терроризме, должны являться результатом сбалансированной и осторожной политики.