Со всеми его культурными, социально-экономическими и политическими особенностями, Северный Кавказ отнюдь не исключение из модели «параллельных миров» гражданского общества, распространившейся в России и странах бывшего СССР. После того как почти иссяк поток иностранного финансирования, там поразительным образом выжили многие «классические», финансируемые через гранты НКО. Помимо них, пользуются широкой известностью и поддержкой общественные фонды , занимающиеся базовой благотворительностью, равно как и независимые молодежные клубы и культурные центры, коворкинги, антикафе, урбанистические движения и юридические клиники, причем все они возникли, развиваются и получают доход без каких-либо грантов. Эти «миры» знают друг о друге и даже взаимодействуют, но при этом классические НКО умудряются не иметь ни малейшего представления о новых бизнес-моделях, которые возникают вокруг них.
Когда в 2012–2013 годах закон «об иностранных агентах» породил настоящую панику среди северокавказских НКО, стало ясно, что сбор средств внутри страны способен решить большую часть наиболее актуальных проблем НКО, таких как хроническая нехватка финансирования, изолированность от окружающего общества и беззащитность перед угрозами со стороны ничем не ограниченных местных властей и руководств . Шесть лет спустя проблемы лишь обострились. Но оказывается, что обратиться к обществу за поддержкой — неочевидный и непростой шаг.
Временный интерес международных грантодателей к Северному Кавказу создал у многих местных активистов впечатление, что им достаточно делать добрые дела, заниматься любимым делом, а иностранцы за все заплатят. На самом же деле достаточное иностранное финансирование было лишь у горстки местных НКО и всего несколько лет. Большинство же местных активистов добросовестно регистрировали НКО, потому что перед ними был пример такой бизнес-модели, и продолжали цепляться за нее, несмотря на всю ее несбыточность.
Активисты охотно обсуждали идею местного фандрейзинга. Но в итоге (и признаться, есть в этом определенная ирония) нам пришлось убеждать грантодателей финансировать комплексные программы, которые помогли бы ранее зависевшим от грантов организациям диверсифицировать свои источники доходов.
Во время первой такой нашей программы активистам, которые всю жизнь работали по грантовой бизнес-модели, приходилось преодолевать внутренние стереотипы и огромные психологические барьеры, чтобы попросить своих соседей о деньгах. Нужно было также изучить огромное количество технических вещей: бухгалтерию, бюджетирование, налоговое законодательство, маркетинг, психологию пожертвований, гражданско-политические аспекты пожертвований, гибридные модели монетизации. Эксперт месяцами неотступно находился рядом с ними и направлял их, пока они впервые просили окружающих людей о финансовой поддержке и применяли свои новые навыки. Предполагалось, что получив такой положительный, жизнеутверждающий опыт, они быстро включат локальный фандрейзинг в свою работу. Ну, или мне так казалось.
Наша первая программа закончилась относительным успехом. Некоторые из участвовавших организаций решили, что фандрейзинг — это не значимый источник доходов, а такой модный, но бесполезный трюк, который НКО должны теперь выполнять. Их кампании, в ходе которых они особо не выкладывались, принесли лишь несколько сотен долларов — малую толику того, что представляли собой гранты, в которых они видели главную опору своей активистской деятельности. Кто-то собрал под 5 тыс. долларов, но так и не смог найти в себе силы потратить их на зарплаты или оплату офиса, а вместо этого раздал все своим бенефициарам. И почти никто не продолжил заниматься местным фандрейзингом.
Очевидно, для того чтобы местные активисты серьезно подошли к мобилизации внутренних ресурсов, им требовались для этого ощутимые — финансовые — побудительные мотивы. И как раз в этот момент мы выиграли крупный грант (снова ирония судьбы), который позволил нам предложить местным НКО «стимулирующие гранты »: на каждые 5 рублей, собранных дома, мы предлагали им 95 рублей в качестве гранта.
Как мы и рассчитывали , к нашей второй программе по поощрению внутреннего фандрейзинга присоединилось намного больше северокавказских организаций. Требуемые 5% софинансирования удалось собрать примерно 20 местным организациям. Для некоторых из них сам опыт обращения за помощью и получения ее от окружающих людей стал откровением. Они осознали, сколько доверия и лояльности им удалось приобрести. Они поняли, что нельзя недооценивать своих сограждан, чья информированность, щедрость и гражданское самосознание превзошли ожидания большинства активистов.
Тем не менее с момента окончания нашего второго эксперимента с вознаграждением за усилия лишь пять или шесть из этих НКО продолжают регулярно привлекать средства на местном уровне. Все они разработали подходы, которые учитывают их сильные стороны, характер деятельности и целевую аудиторию, но их действия все равно остаются слегка бессистемными. Одна организация использует группы самопомощи в WhatsApp, где общаются родители детей с инвалидностью. Другая создала вокруг себя небольшой круг преданных доноров и раздумывает над тем, не превратиться ли в членскую организацию с ежегодными взносами.
Однако большинство наших партнерских организаций по-прежнему не занимаются эффективной мобилизацией местных ресурсов на постоянной основе. Тому есть глубокие структурные причины, которые трудно преодолеть, и уж тем более тут не помогут ни «тренинги», ни «приобретение новых навыков», ни самое изощренное стимулирование.
Многие местные организации работают на пределе своих возможностей и не могут планировать вперед из-за превратностей своей работы. В непредсказуемых, стесненных, стрессовых условиях они будут идти по предполагаемому пути наименьшего сопротивления — рассылать заявки на гранты. Между тем, участие в конкурсах на гранты сильно отвлекает: стоит организации подать заявку, она будет ждать затаив дыхание и ничего не делать до самого объявления результатов вне зависимости от того, насколько реальными были ее шансы на победу. Получив же грант, она сворачивает весь свой локальный фандрейзинг, потому что на несколько месяцев обеспечила себя зарплатами и деньгами на аренду офиса (и даже художественными принадлежностями для своих бенефициаров!).
Несмотря на многочисленные доказательства противного, многие местные активисты предпочитают действовать так, как будто грантовая бизнес-модель вечна и рассчитана на то, чтобы покрывать все нужды.
Определенные личные качества, способности, убеждения и жизненный опыт активистов позволяют им преуспеть в этой грантовой бизнес-модели, ориентированной на иностранные деньги, — или же (гораздо чаще) годами ломиться в закрытую дверь, не получая ничего взамен. Одной из таких черт характера является желание этих людей помогать другим, сохраняя вокруг себя ореол загадочности, благородства, непогрешимости и авторитетности и не объясняя при этом, как им удается помогать обществу, не говоря уже о том, чтобы кормить собственные семьи. Поэтому разворот на 180 градусов, от щедрого благодетеля до активного просителя с протянутой рукой, вызывает отторжение у многих активистов.
Некоторые активисты, считая себя очень продвинутыми, постоянно недооценивают ум, щедрость, гражданское самосознание и мужество людей, которые живут рядом с ними. К тому же активисты приучены видеть в своих согражданах «бенефициаров», чья отсталость и уязвимость хорошо продаются грантодателям.
Отвращение к навязыванию своего товара скептически настроенной публике, которая может к тому же потребовать отчета, — еще одна черта, которая выживает лишь в грантовой бизнес-модели.
Подобное отношение отражается в миссии, структуре и образе действий организаций. И от них не так-то просто отказаться в пользу новых форматов гражданского активизма. Не все организации, созданные на основе грантовой бизнес-модели, сумеют преобразоваться, взять на вооружение новые методы привлечения средств и выстроить более равные отношения со своими целевыми аудиториями . Не все активисты, взращенные в условиях грантового финансирования НКО, которые не предусматривали выхода из зоны комфорта, найдут в себе силы следовать первому правилу фандрейзинга: если хочешь, чтобы люди дали тебе денег, нужно их попросить.